— И хорошо, что отдали. Правда. Я ни о чём не жалею. — Приблизилась к матери. Неловко обняла её, коснувшись кое-как заплетённых в небрежную косу тусклых с проседью волос. Подвела к кровати, вкрадчиво шепча: — С ним я действительно счастлива. С ним наконец поняла, кто я. Не случись всего этого, и мы бы, скорее всего, никогда не узнали о подлости графини ле Круа.
Мама редко плакала, почти никогда. И, если честно, я растерялась, тоже не зная, что в таких случаях полагается говорить. Мы никогда не вели задушевных бесед, я никогда не поверяла ей своих сокровенных тайн и мечтаний, а она никогда не делилась со мной тем, что было у неё на сердце.
Наверное, это был наш первый откровенный разговор за долгие годы. За всю мою жизнь.
— Морана я простила. Давно. Всё то время, что маркиз пребывал под заклятием, он боролся с собой, боясь причинить мне боль. Я на себе испытала силу губительных чар ведьмы и поняла, каково это — не владеть собой. Своими разумом и телом. Что же касается Лоиз… Не дави на неё. И Соланж не торопи. Позволь им самим выбрать себе спутников жизни. Тех, кого они по-настоящему полюбят. Когда для этого придёт время.
— А меня простишь? — Её милость подняла на меня заплаканные глаза, в которых таилась надежда и страх услышать «нет».
— Конечно, прощу. Уже простила, — улыбнулась, мягко касаясь губами материнского лба.
А она снова… взяла и расплакалась. Уткнувшись мне в грудь, рыдала, ругая себя за совершённые ошибки и умоляя не вспоминать прошлого. Обещая, что всё изменится.
— Знаю. Всё будет хорошо, — обнимая родительницу, ласково прошептала я.
Теперь у нас точно всё будет отлично.
Год спустя.
Храм, увитый бело-розовыми цветами с раскрытыми бутонами, благоухал. Подпиравшие каменные своды колонны, арочные перекрытия, стены и даже скамьи для гостей — всё оплетали растения, оживляя мрачный, объятый сумраком просторный зал.
Не успела я подумать о благостном полумраке, в котором нам удалось укрыться от полуденного зноя улиц, как служители Единой принялись зажигать свечи, высившиеся в канделябрах, золотых и бронзовых. К ароматам цветов прибавились запах воска и терпкая сладость благовоний. Серая кладка порыжела под отблесками пламени.
Гости взволнованно зашептались. Принялись вертеть головами, бросая нетерпеливые взгляды на вход.
Невесты опаздывали. И имели на то полное право. Говорят, опоздать на собственную свадьбу — к счастью. Если это так, то Соланж с Лоиз сама богиня велела задержаться. Чтобы в будущем всё у них было прекрасно.
Ну и чтобы женихи немного поволновались. А мы, приглашённые, помаялись в ожидании.
Проголодались.
Я сидела у прохода с краю и с тоской наблюдала за тем, как этот маленький вандал, мой шестимесячный сын, один за другим уничтожает бутоны, своими крошечными, но такими цепкими ручонками обрывая лепестки и с довольным визгом швыряя их на пол.
Наверное, для невест старался, желая усыпать им дорогу к алтарю благоухающими цветами, вот только не уверена, что тётушки оценят его старания.
Пробовала передать проказника няне, но его будущая светлость, наряженный в белую, до самых розовых пяточек сорочку, всю в кружевах, ни в какую не желал проявлять покладистость. Начинал капризничать, требуя посадить его на пол, а оттуда так и норовил уползти под лавку, хоть и ползать-то ещё толком не умел.
Сразу видно, в отца пошёл.
Хотя Моран почему-то утверждает, что у Этьена мамин характер, вредный и строптивый. Мой, в общем.
— Как думаешь, насколько опоздают? — Маржери, находившаяся в интересном положении, устало потянулась, упираясь руками в спину. Сестра ёрзала, пытаясь устроиться поудобней, но на жёстком узком сиденье расположиться с комфортом было непросто.
Мне оставалось только ей посочувствовать и велеть слуге принести из кареты пару подушек.
— Зная близняшек, как минимум на час.
Сестра слабо застонала.
Последние недели Маржери с мужем и их первенцем гостили у нас в Валь-де-Манне. Пока что в Вальхейме тишь да благодать, а потому в постоянном присутствии Морана в столице правители больше не нуждались. Я люблю Навенну, но жизнь в ней никогда не сравнится с размеренной, безмятежной жизнью в нашем солнечном, плодородном крае — Гавойе. Надеюсь, мы останемся здесь надолго.
Как минимум до третьего ребёнка.
Хотя тут бы с одним проказником как-то справиться.
Касьен со своей новоиспечённой женой, в прошлом мадам Мариетт, а ныне её милостью, виконтессой де Лален, тоже недавно осчастливили нас своим визитом. А следом прикатили и родители. И близняшки со своими избранниками, так как было решено сыграть свадьбу (одну на двоих) в Гавойе. Последним явился Флавьен, только вернувшийся из заморских странствий.
В общем, вся семья была в сборе, и места во дворце хватит для всех.
Я всё-таки передала Этьена няне, когда гости начали подниматься, приветствуя взволнованных, сияющих от счастья невест. Женихи — приятные во всех отношениях молодые люди, оба графы и оба маги огня, обладали добрым нравом, а главное, ангельским терпением, которое им непременно пригодится ещё не раз, если учесть, кого они выбрали себе в спутницы жизни. При виде близняшек их сиятельства сразу же приосанились, заулыбались и больше не сводили глаз с медленно плывущим к ним красавиц.
Совсем некстати, нарушая очарование момента, захныкал Этьен. Я мысленно пожелала няне удачи и постаралась сосредоточиться на невестах. Они одни сейчас заслуживали внимания.
— Опять уполз. — Не прошло и минуты, как меня пихнула в бок Маржери.
Этьен, с которым было не под силу справиться ни одной служанке, как это водится, снова обнаружился под лавкой. Расправлялся с цветами, овивавшими её деревянные ножки, до которых прежде добраться не мог.
Поняв, что пойман с поличным, принялся невинно улыбаться, демонстрируя свои румяные щёчки и очаровательные, проступившие на них ямочки.
Наморщился, когда я попыталась взять его на руки, явно намереваясь разразиться громким плачем. Ему-то без разницы, что у кого-то здесь свадьба. К счастью, на помощь вовремя подоспел Моран, сопровождавший невест из Валь-де-Манна в храм пресветлой Виталы.
— Я возьму.
В руках Стража Этьен волшебным образом успокаивался. Сразу позабыл о том, что собирался плакать, и цветы, хвала Единой, оставил в покое, направив весь свой младенческий пыл на серебряные пуговицы на отцовском камзоле.
Невесты вложили свои ладошки в протянутые руки женихов. Обряд венчания начался.
— О чём думаешь? — спросила, поймав взгляд мужа, невесомой лаской коснувшийся моего лица.
— О невесте в голубом платье, переступившей порог этого храма полтора года назад. Самой прекрасной невесте, какую когда-либо видели эти стены.
Подлиза.
— Даже цвет моего свадебного платья не забыл? Надо же! — удивилась. Не сумела отказать себе в удовольствии и с улыбкой поддела маркиза: — Ты же тогда был крепко околдован.
— Был, — кивнул его светлость, тоже улыбаясь, и продолжил, зашептав мне на ухо, только для меня: — Околдован тобой. Твои чары оказались сильнее любых других.
И прижался губами к пухленькой щёчке Этьена — результату моего на Морана магического воздействия.
ЭТО ФРАГМЕНТ КНИГИ, ЧТО РАЗРЕШИЛ ОПУБЛИКОВАТЬ АВТОР