ЗВОНКИЕ СНЫ
О дней моих весна,
как быстро скрылась ты...
Жуковский В.А.
«Где ты теперь, синеглазая школьница?...»
Н.Н.
Где ты теперь, синеглазая школьница?
Ту ли улыбку приносишь в свой дом?
Помнишь, как ждал я тебя за околицей
После уроков в классе восьмом?
Ты проходила всегда чуть смущенная, —
Зная, опять проводить не решусь.
Чистая, светлая, каждый раз новая,
Ты проходила сквозь мою грусть.
Прятал я за спину ландыши белые —
Нежное чудо домой нес грустить...
Вспомни свидания те неумелые,
Вспомни и прежней улыбкой прости.
«В цвет черемухи спрятался день…»
В цвет черемухи спрятался день,
Лунным золотом красится ночь,
В подвенечном наряде сирень —
Раскрасавица майская дочь.
Вот и годы на наше крыльцо
Поднимают меня не спеша.
И в слезах, и в улыбке лицо,
И в туманах далеких душа.
А вокруг брызги солнечных птиц
Славят вечность и тайну весны.
В эту ночь из столичных темниц
Я ушел видеть звонкие сны.
И с порога Державы держав
Я увидел Великий народ...
Конь Егория гулко заржал
И умчался в трехтысячный год.
И все так же пылает сирень,
И черемуха к звездам летит.
С майской ночью венчается день,
И душа, засыпая, не спит.
«Помню пасхальные дни…»
Помню пасхальные дни:
Солнышко дарит погоду,
В доме тепло от родни,
Я получаю свободу.
Звон православных церквей
В бабкином слышится взгляде,
Скорбь улетает с бровей,
Бабка печется о чаде.
Крестит меня и себя,
Трижды целуемся в губы,
И, узелок теребя,
Дарит мне бабушка рубль.
Дарит два красных яйца,
Долю пасхального хлеба,
И, провожая с крыльца,
Вздох посылает на небо.
В эту глубокую синь
Я обращаюсь сегодня.
Правда! Меня не покинь!
Правда. И вера Господня.
«Ростепель на улице…»
Ростепель на улице,
Ласковый апрель,
Голуби целуются,
Всюду бродит Лель.
Выше солнца брошены
Влюбленные сердца.
Жизнь моя горошина,
Покати с крыльца.
Но по нашей улице
Не идти, не плыть.
Голуби целуются —
И я хочу любить.
Голуби влюбляются
Над моим крыльцом.
Мне же представляется
Милое лицо.
Ах ты, жизнь-распутица,
Восемнадцать лет.
Голуби целуются
На весь белый свет.
Выше солнца брошены
Влюбленные сердца.
Жизнь моя горошина,
Покати с крыльца.
«Забуянила весна, забуянила…»
Забуянила весна, забуянила,
Чье-то сердце невзначай
Сладко ранила.
Дни и ночи напролет —
Угорелые,
Только яблони в садах –
Вьюги белые.
Не придешь, а прибежишь
На околицу,
И сиреневая тишь
Вдруг расколется.
Соловьиные хоры
Перебесятся,
Лишь до утренней поры
Царство месяца.
Что же мама на крыльце
Беспокоится
О мальчишке-сорванце
За околицей?
Ночевать я не приду,
Мамка милая, —
Спрячусь в утреннем саду —
Ты ворчливая.
Забуянила весна, забуянила,
Чье-то сердце невзначай
Сладко ранила.
Дни и ночи напролет —
Угорелые,
Только яблони в садах —
Вьюги белые.
«А я вчера весну поцеловал…»
А я вчера весну поцеловал.
Нет, правда, поцелуй мне не приснился.
Ее я нежно-нежно обнимал,
Пел песни ей, а соловей дразнился.
«Пусть волосы мешают поцелую…»
Н.Н.
Пусть волосы мешают поцелую,
Не надо их так спешно убирать.
Мне эту прядь искристо-золотую
От губ губами хочется отнять.
Ты косы расплела в моих объятьях,
Ты улыбнулась звездным вечерам.
Зацеловав сиреневое платье,
Я прикоснулся к трепетным губам.
И не стыдясь огромного рассвета,
Упали мы в медовую росу.
А наша ночь совсем уже раздетой
Перемахнула алую косу.
И закружили золотые пчелы...
Наш райский сон — расплата за грехи.
В малиновые клеверные долы
Стада пастись пригнали пастухи.
На грязный смех твоя слеза упала,
Не пробудясь, мы бросились в зарю...
Но столько лет молва перегоняла
Твою невинность и вину мою.
«Ночи телефонные…»
Аленке
Ночи телефонные,
А вокруг — весна.
Мы приговоренные
Жить теперь без сна.
Шалая кудесница,
Ласковая тьма.
Пусть Тверской оденется,
Не сходи с ума.
Ты моя венчальная,
Вся от «А» до «Я»,
Вовсе не случайная
Девочка моя.
Летом травам скошенным
Отдадим себя.
Буду я стреноженным,
Если все — любя.
Апрель, 2002 г.
«Не приемлют горы комнатные вздоры…»
Не приемлют горы комнатные вздоры.
Не таи улыбку чудных своих глаз.
Не звезда Авроры, а вот эти горы,
Солнечные горы нынче встретят нас.
Там, за перевалом, упадем устало,
А пока, дружочек, за рюкзак держись.
Пусть дорога вьется, пусть душе поется,
Нет надежней друга, чем такая жизнь.
И в горах Домбая от костра и чая
Жизнь заговорила верным языком.
Горы нас встречают, горы обличают,
Горы нас венчают — как без них потом?
Взятые вершины сердцем упоенным.
И дружище ветер, как всегда, пьянит.
Под ногой просторы, облаков заторы.
Солнечные горы, —
К вам душа летит.
Кисловодск, 14 мая 2003 г.
«Вишня цвет роняла…»
Вишня цвет роняла.
Ну а мне хотелось,
Чтобы запылала
В белом цвете спелость.
Ах, какая глупость —
Эта блажь природы!
Созревает мудрость,
Осыпая годы.
«Забываю, что Вам восемнадцать …»
Забываю, что Вам восемнадцать,
И не помню, что мне сорок пять.
Только годы снегами ложатся,
Но весну я встречаю опять.
И капели, капели, капели,
И такая глубокая синь,
И мои, а не чьи-то апрели,
И в груди развеселое «Динь»!
1 апреля 2004, Москва.
«Жизнь наладится: полней прольются реки…»
Жизнь наладится: полней прольются реки,
Нагуляют берега бока,
И в широком двадцать первом веке
Нам «спасибо» скажут, а пока...
Звездный вечер бродит на Поляне,
Сказочником шепчет чудеса.
Здесь живут простые россияне,
О которых мне всю жизнь писать.
О которых плохо не напишешь,
А напишешь — грош тебе цена.
Родина!.. Поляна! Ты услышишь,
Как в мои стихи впадает Цна.
Маршанск, 1986 г.
ДУШИСТЫЙ ПОЛДЕНЬ
Я лишь хочу, чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю...
Николай Рубцов
«Вторые петухи свое отпели…»
Вторые петухи свое отпели,
Последние туманят голоса,
В садах буянят майские метели
И за рекой горят мои леса.
Воруют звезды утренние птицы,
От молодой зари лугам свежей...
Мир открывает новые страницы,
Но отчего так грустно на душе?
И клонит в сон рябиновая дрема,
Зарю встречает огонек свечи,
Изба мышами пахнет и соломой,
И свежим хлебом, что еще в печи.
«В раскореженном граде живу, как в больнице…»
В раскореженном граде живу,
как в больнице,
Но кудесница муза моя,
Обнимая, уводит меня исцелиться
В золотые, родные края.
Там в вишневом саду воду пью из колодца,
А вокруг звонкий утренний свет,
И заря моим детством задорно смеется,
Забывая, что мне тридцать лет.
Ничего не отнять, можно только прибавить,
Голос мой обрамлен синевой.
Сколько раз я мог землю по дури оставить,
Но хватило сил крикнуть: живой!
Греховодные реки блудливой столицы
За пять лет я успел переплыть,
Но теперь родниковой июльской водицей
Буду сердце свое я лечить.
Весь ромашковый снег соберу я в охапку,
Атаманя шмелиной братвой.
Дотянусь и надену солнце,
солнышко-шапку,
На весь мир прокричав:
«Я живой!»
Москва, 1989
«Я снова в лодке юности…»
Я снова в лодке юности,
И пусть года и трудности,
И пусть еще не сильный голосок,
Но я поэт Поляны,
Где парни хулиганы,
Где речки Цны веселый говорок.
Девчонки повзрослели,
Ребята захмелели,
Деревья в небеса ушли гулять.
Про это мы не пели,
И струны захотели
Тремя аккордами о многом рассказать.
Когда луна смеется,
Мне это удается.
И пусть теперь поют на новый лад,
Но клубные эстрады
Не сделают преграды —
Ведь о Поляне сердцем говорят.
Здесь други и подружки,
Здесь вместо рюмок кружки,
И я опять в крестьянском бытие.
Не лейте мне, ребята,
Хмельного суррогата,
Пора задуматься о трезвом житие.
«Спал в обнимку с рыжим стогом…»
Владимиру Львову
Спал в обнимку с рыжим стогом
Под «шу-шу» мышей,
Месяц — юный недотрога —
В звездном шалаше,
Охранял покой мой детский
До туманных блес...
Деревенским, деревенским
Я мальчишкой рос.
Царство мартовского снега
Я к себе манил.
И в зарю нырял с разбега,
А отец бранил.
Батя был сердитым, резким,
Жить любил всерьез...
Деревенским, деревенским
Я мальчишкой рос.
От распахнутых раздолий
Часто я дурил.
Лес-дремуша хмурил брови
И слегка журил.
Детства радужные фрески
В трещинках от слез...
Деревенским, деревенским
Я мальчишкой рос.
«Плывет деревня над рекой…»
О.С.
Плывет деревня над рекой,
Плывет деревня.
И в тишине такой покой,
Что спят деревья.
Березы, липы, ивняки
К домам ребристым
Прижались, словно плавники,
Дыша волнисто.
Колодец выщербленным ртом
Ведро глотает,
С лугов стога спешат гуртом,
Туман их мает.
Луна покинула зенит,
Смешно зевая,
Вдогонку филин ей кричит.
Как нечисть злая.
А петухи ему в ответ
Взахлеб смеются,
И в красном яблоке рассвет
На синем блюдце.
Да, мне сегодня не уснуть,
В душе согласье.
Я провожаю солнце в путь
И верю в счастье.
Константиново, июль—август 1987 г.
«Дождик шепчет: «Шу-шу-шу…»»
Дождик шепчет: «Шу-шу-шу,
Я подкрался к шалашу,
В шалаше такое!..
Одним словом — двое.
Парень да деваха —
Ни стыда, ни страха:
Мокнут, но хохочут
И вовсю стрекочут.
Попримяли травы
Летние забавы,
И на все мое «шу-шу»
Нету дела шалашу.
Час хлещу, как из ведра,
Ну а им все — от бедра.
Хиханьки да хахоньки —
Будет кто-то махонький.
Знаю я чего шу-шу:
В шалаше их распишу —
Ваню да Алену,
Чтобы по закону.
А теперь влюбляйтесь,
Радугой венчайтесь!»
«Батя баню конопатил…»
Батя баню конопатил,
Приговаривал:
— Шесть десятков отлопатил, —
Пот выпаривал.
Вот и банька, как у пра-
Прапрапрадеда...
Протоплю ее с утра
В огороде - да!
Сын живет через дорогу
С молодухою.
Пусть придут — не сломят ногу —
Лень расчухают.
После баньки поумнеют,
Глянут весело...
Молодежь — она тускнеет, —
Жизнь, что месиво.
На какие этажи
Всех закинуло!
В голове: шиши, гроши, —
Радость сгинула.
То ли дело возле баньки –
Русской матушки!..
Та-ак...
А не велеть ли моей Маньке
Печь оладушки?
«Шалью черной укуталась даль…»
Шалью черной укуталась даль.
Бездорожье.
За рекой старый сыч-рыдаль
Тяжко ожил.
И по звездам судьбу гадать
Вышла дева,
Не обнять ее, не обнять —
Королева!
А луна расплела лучи —
Ровно светит.
Хоть всю ночь о любви кричи —
Сыч ответит.
По туманам идет к крыльцу
Недотрога,
Нагадав, что пора к венцу...
Да ради Бога!
«Где оседлые цыгане…»
С. Вершининой
Где оседлые цыгане
Позабыли свою волю,
Соловьи моей Светлане
Ночь дарили звонкой болью.
Серебрили звезды землю,
И сирень цвела у окон...
Вдруг гитара лунным пеньем
Запросила ненароком:
«Выходи, моя девица,
За высокие хоромы!»
Но родня! Родне не спится —
«Управдомы», «управдомы»! —
Стерегут мою жар-птицу.
И сирень в ночи пылает.
А кому в июне спится? —
Всяк о юности вздыхает.
И гитара на миноре
Бой ведет со стариками,
Я ж — злодеем на заборе —
Успокоюсь с петухами.
По малиновой дороге
Я уйду в свои пределы,
Оставляя на пороге
Цвет сирени белый-белый!
«Пахнет скошенной травой…»
Н.Н.
Пахнет скошенной травой
Грусть зеленая.
Месяц выглянул кривой –
Ночка новая.
Перебранка на селе
Кобелиная,
Вот и песенка во мгле —
Комариная.
У оврага фыркнул конь
В сладком отдыхе.
Ты взяла мою ладонь,
Глядя под ноги.
По туманам увела
К речке-своднице
На известные дела —
Так уж водится.
Поцелуем опьянишь —
Знаю: смелая! —
И травой позеленишь
Платье белое.
Закружилась голова
В ночь измятую,
Даже в небе трын-трава
Пахнет мятою.
Месяц рыжий и кривой —
Гость непрошеный...
Пахнет скошенной травой
И не скошенной.
«По заре плывут бурены…»
По заре плывут бурены,
Размычав густой туман.
Кнут веселые поклоны
Звонко стелет, хулиган.
У колодца - муравейник,
Спозаранчатый галдеж.
После гулек в сладком сене
Засыпает молодежь.
Небо чуточку зернисто,
Но с минутой все светлей.
Разнозвучно, звонко, чисто
Мир приветствует людей.
ПЕСНЯ
На струнах солнца мы играть хотели,
На летний лад настраивали души,
Но грянули февральские метели,
И песню лета ветер не дослушал.
А где-то далеко река смеется,
И ты стоишь с друзьями у причала,
И сердце бьется, бьется, бьется
О том, что жизнь еще не рассказала.
На струнах солнца мы играть хотели
На перекрестках осени и лета,
Нам подпевали рыжие метели,
И уносилась песня на край света.
Туда, где далеко река смеется,
Где ты стоишь с друзьями у причала,
Где сердце бьется, бьется, бьется
О том, что жизнь еще не рассказала.
Пусть в передрягах зимних неурядиц
Мы не смогли идти одной тропою,
Но сквозь пургу я звал тебя на танец,
И жизнь звенела солнечной струною
О том, что далеко река смеется,
Где ты стоишь с друзьями у причала...
И сердце бьется, бьется, бьется
О том, что жизнь еще не рассказала.
В садах буянят майские метели,
И на пороге ласковое лето,
И струны солнца о любви запели,
И этой песней мы опять согреты.
Пусть где-то далеко река смеется,
Пусть ты стоишь с друзьями у причала,
Пусть сердце бьется, бьется, бьется
О том, что жизнь еще не рассказала.
«А сено пахнет родиной моей…»
А сено пахнет родиной моей,
Не важно где, на чьем я сеновале.
Усну и вижу солнечных коней —
Несут они меня в родные дали.
Да сон ли это?!
Ну какой там сон!
Кузнечики стригут душистый полдень.
Душа срывается и катит колесом
По зеленеющей нескошенной свободе.
И хочется дышать, дышать, дышать
Зеленой синевой родного края,
И самого себя разубеждать
И верить,
Верить:
Русь еще святая!
Вологда, 1988 г.