СЕРЕБРЯНЫЕ СТРУНЫ

Но чего нам нельзя запретить,

Что с запретом всего несовместней —

Это песня

Афанасий Фет

В европейских культурах общепризнанным символом поэзии считается лира. В древности игрой на ней сопровождали песнопения. В этой символике сохраняется одно из свидетельств изначального единения в поэзии слова и музыки. Поэт был певцом. Легендарный Гомер, библейский царь Давид, средневековые менестрели и трубадуры, русские гусляры, украинские кобзари — все эти поэты пели свои стихи. В продолжение тысячелетий поэзия существовала как звучащее, поющееся слово. Характерная для нынешних поэтов манера читать стихи нараспев, возможно, идет из глубины веков.

С развитием и распространением письменности и особенно после изобретения книгопечатания происходило становление литературы, и поэзия, как и большинство других видов словесного творчества, постепенно отчуждалась от своей первоначальной формы бытия. Сочинение стихов делалось профессией, тесно связанной с книгоиздательством и книготорговлей. В народном творчестве оно сохраняло свою исконную природу, но письменная поэзия смотрела на свою прародительницу уже свысока, считая ее простоватой, неразвитой, косной. И хотя именно народная поэзия была главным творческим ресурсом всех истинно великих поэтов, судьба поэтического слова уже казалась неразлучной с письменным знаком.

Самым устойчивым жанром поэзии в ее первоначальном, устном выражении оставалась песня. Но и ее природа заметно менялась. Все чаще это было уже не создание безымянных соавторов, а произведение профессиональных художников — вокальная пьеса такого-то композитора на стихи такого-то поэта. В наши дни новейшие средства массовой информации способствовали превращению песни в господствующий жанр современной массовой культуры. Присущие этой культуре особенности — культ «звезд», стилевая унификация, космополитизм — стирают национальные и индивидуальные качества песни. Слово утрачивает в ней самоценность, оставаясь только привычным атрибутом вокала. Все это ведет к вымыванию из песни поэзии.

Но одновременно с экспансией массовой культуры во многих странах, особенно там, где есть богатые поэтические и музыкальные традиции, переживает бурный расцвет то, что принято ныне называть авторской песней. Поэты вновь, как это было много веков тому назад, стали петь свои стихи. Только вместо лиры, арфы, лютни, домры или гуслей в руках у поэта теперь чаще всего гитара.

В силу многих исторических причин этот род поэзии особенно большое развитие получил во Франции. У нас он появился во второй половине 50-х годов этого века, хотя отдельные образцы его существовали и раньше, например творчество А.Вертинского. Широкая и стойкая популярность этих несанкционированных официальными инстанциями песен, разительно отличавшихся от всего того, что доносилось из радиоприемников и репродукторов, записывалось на пластинки, штампуемые Апрелевским заводом, дала этому зарождавшемуся искусству мощный стимул. В лучших его образцах, например в песнях Б.Окуджавы и А.Галича, обозначились уже черты индивидуального стиля.

Появление у советских граждан магнитофонов позволило песне поэта войти почти в любой дом. Поэзия становилась достоянием всех, как это было, вероятно, в далеком прошлом. Корпорация профессиональных литературоведов и критиков и относительно небольшое число почитателей и знатоков поэзии утрачивали свои привилегии в прочтении и толковании стихов, поскольку те были у всех на слуху.

Нечто подобное во Франции произошло еще раньше. Как и повсюду, читателей стихов там было не так уж много. Песни же слушал каждый француз, и когда их стали сочинять значительные, оригинальные поэты, такие, как Шарль Трене, Борис Виан, Лео Ферре, Жак Брель, публика стала внимательнее вслушиваться в то, что поется. Поддерживаемая музыкой, поэзия с подмостков концертных залов и многочисленных варьете входила в сознание людей без посредничества книги.

Особое значение в духовной жизни народа это искусство могло приобрести с появлением среди авторов-певцов художника из ряда вон выходящего дарования, творчество которого отразило бы характер эпохи в созданиях большой силы и высокой гармонии. Такие фигуры возникли во французской и в русской поэзии второй половины нашего века. Жорж Брассенс (1921 — 1981) и Владимир Высоцкий (1938— 1980) стали не только национальными поэтами, но и проницательными мыслителями. Они с большой глубиной постигли трагическое противоречие между гармонией мироздания и суетой человеческого бытия, живучесть темных инстинктов, суеверий, угрожающих основам жизни. Эти два поэта, голос которых был услышан большинством их соотечественников и многими людьми в других странах, прозрев самые истоки зла и насилия, самые потаенные закоулки лжи, воспели разум, свободу и достоинство личности.

Жорж Брассенс и Владимир Высоцкий натуры в высшей степени самобытные. Но в духовной жизни французского и русского народов это явления поистине равновеликие, и очень многое в их судьбе и творчестве побуждает к их сопоставлению.

«ДУРНАЯ РЕПУТАЦИЯ»

Когда слушаешь песню, надо все же шевелить мозгами.

Жорж Брассенс

Жорж Брассенс родился и провел детство и раннюю юность в городе Сете на берегу Средиземного моря. Отец его вел небольшое строительное дело. Он был человеком либеральных взглядов и убежденным атеистом. Мать, итальянка по происхождению, отличалась набожностью и держалась строгих нравственных правил. В доме Брассенсов всегда пели, и для Жоржа уже в пяти-шестилетнем возрасте песня стала главным увлечением.

В колледже имени Поля Валери, где он учился, преподаватель литературы Альфонс Бонафе привил своему ученику любовь к поэзии, что и определило вскоре жизненный выбор подростка. Отец пробовал приобщить Жоржа к своему ремеслу, но тот не проявил к нему интереса, и Брассенс-старший не настаивал. А когда его 18-летний сын собрался в Париж, чтобы искать там литературного признания, он не стал его отговаривать. Родители не имели возможности материально поддерживать Жоржа, и он несколько месяцев работал на одном из заводов «Рено». Вечера после смены он проводил в читальном зале библиотеки, усердно изучая французских классиков, особенно поэтов. Возможность заняться исключительно литературным трудом появилась у него благодаря поддержке супружеской четы — Марселя и Жанны Планш. Никому не известный юный сочинитель стихов и песен стал их приемышем. Люди они были простые и небогатые. Марсель, как инвалид первой мировой войны, получал небольшую пенсию. Жанна была портнихой. Они приютили Жоржа в своем убогом жилище в тупике Флоримон, где не было никаких удобств. Спал он там на старом продавленном пружинном матрасе, зато хозяева считали его членом семьи и верили в его талант. Они даже помогли ему деньгами в издании нескольких его опытов в стихах и в прозе, которые были напечатаны на средства автора. Эти брошюры, выпущенные ничтожным тиражом, остались незамеченными публикой и критикой.

Благодаря Марселю и Жанне Ж.Б. мог в течение нескольких лет продолжать самообразование и сочинять, не заботясь о хлебе насущном. Именно за эти годы развилось и окрепло его дарование, и тогда же были заложены основы той богатейшей словесной культуры, которая стала отличительным свойством его поэзии. Заслуга супругов Планш перед Францией получила достойное вознаграждение. Они вошли в историю вместе с самыми близкими поэту людьми, стали прототипами персонажей нескольких его песен.

Ж.Б. был настолько погружен в творчество, что никакие лишения и житейские неудобства не могли сбить его с избранного пути. Даже война и оккупация, год, проведенный им на принудительных работах в Германии (откуда он дезертировал и скрывался от полиции в тупике Флоримон), не нарушили упорного и все более глубокого постижения им таинств французского стиха и искусства песни. Он умудрялся сочинять и в немецком бараке, отрывая по нескольку часов от сна.

Главнейшая особенность его становления как поэта в том, что оно происходило вне современного ему литературного процесса. У него не было никаких контактов с литераторами, знакомств среди редакторов, критиков. Целое десятилетие песни его были известны только близким друзьям.

Уединенный, отшельнический образ жизни (хотя келья этого отшельника находилась в недрах одного из парижских кварталов на левом берегу Сенн), так отличающий Ж.Б. от большинства поэтов нашего века, во многом предопределив его из ряда вон выходящую самобытность, уготовил ему и в высшей степени необычную судьбу.