- Он и тебя тоже вызвал? - спросила девушка, садясь на скамью напротив двери в кабинет священника.

Микаэль кивнул.

- У меня такое чувство, как будто мы школьники и ждем взбучки от директора, - сказала Нора. - Слышала, ты выпускаешься с отличием в этом году, так что, наверное, тебе никогда не приходилось сидеть перед учительской, да?

Сатерлин ждала хоть какого-нибудь ответа от парня, но тот только улыбнулся, так ничего и не сказав.

- Микаэль? Твой язык застрял в чьей-то киске?

Он засмеялся... во весь голос.

- Ну, наконец-то, - Нора с облегчением вздохнула, услышав хоть что-то от него. – Есть какие-нибудь предположения, почему мы здесь?

Микаэль пожал плечами.

- Ни одного. Но в любом случае, это не к добру.

- Микаэль, ты никому не говорил о нас?

От взгляда, которым парень ее наградил, ей стало неуютно, и она поняла, что выставила себя идиоткой, даже просто допуская в мыслях, что Микаэль мог бы рассказать о ней или Сорене.

- Нора, - произнес он, чуть ли не шепотом, - Я даже сам с собой не говорю.

Теперь настала ее очередь смеяться.

- Прости, Ангел. Я просто параноик.

- Все в порядке. Даю слово, что никому не рассказывал. Я никогда никому ничего не говорю.

Нора встала и подошла к Микаэлю; сев рядом, девушка пристально уставилась на него. Тот попытался отвести взгляд в сторону, но Нора щелкнула пальцами перед его лицом и указала прямо на свои глаза. В этот же момент серебряные глаза встретились с ее зелеными.

- Ты говорил со мной тогда, той ночью, - выдохнула она ему на ухо.

Бледное лицо Микаэля залилось румянцем, когда он прошептал: - Это был всего лишь сон.

Нора легонько подула на его шею возле уха.

- Тогда у нас был один и тот же сон.

Зрачки Микаэля расширились, Нора знала, что он вспоминал ту ночь, когда Сорен подарил его ей - как подарок и испытание. Подарком она насладилась, однако испытание провалила.

- Ты в порядке? - спросила Сатерлин, делая шаг назад, чтобы дать ему передышку.

Микаэль нервно потер руки.

- Да, думаю, все нормально.

- Сорен дал тебе ту книгу?

- Да, она помогла. Спасибо, - ответил Микаэль.

Нора уставилась на ее старую потрепанную копию «Другого Таинственного Сада», классическую работу по психологии сексуального подчинения.

- Всегда рада помочь. Это наш священник сейчас говорит по телефону?

Микаэль кивнул.

- На каком языке?

- Сейчас на французском. - Микаэль наклонился ближе к двери. - А теперь на датском.

- Да уж... у меня для тебя одна хорошая и одна плохая новость.

- А именно?

Нора вернулась на скамейку и закинула ногу на ногу, привлекая этим движением внимание Микаэля.

- Плохая – это французский. Где французский, там и Кингсли.

- Кто такой Кингсли?

Нора усмехнулась. Кто такой Кингсли? Кингсли Эдж, Король Порока в Нью-Йорке. Наполовину француз и полный извращенец. Ее любовник от случая к случаю и лучший друг Сорена. Ну, «лучший» в те моменты, когда Сорен не угрожал его убить.

- Французский плох тем, что Кингсли всегда звонят, если нужно сделать что-то неправомерное. Но вот датский - это хорошо. Сорен всегда звонит племяннице в Копенгаген по воскресеньям после обедни, поэтому все не настолько плохо, чтобы он изменил своим привычкам.

- У Отца С есть племянница?

Микаэль казался удивленным такой возможностью. Нора улыбнулась ему. У Сорена была аура человека, который, казалось, уже родился взрослым. Вряд ли кто-то представлял его маленьким ребенком, с родителями, школой и домашними заданиями. Но она знала все о его семье - хорошее и плохое.

- Две племянницы и один племянник. И…, - она подняла три пальца, - три сестры. Две в Америке и одна в Дании.

Микаэль посмотрел вверх.

- Вау.

- Можешь представить его своим, - она указала на закрытую дверь, за которой находился один из наиболее пугающих людей в ее жизни, - братом? Страшно, правда?

- Не завидую бой-френдам его сестер.

Они вместе рассмеялись, хотя Нора знала, что у Сорена не было ни единого шанса нормально общаться со своими сестрами. Фрея росла в другой стране, а Клэр была на пятнадцать лет его моложе. И Элизабет... ну, Элизабет это отдельная история.

- Подойди поближе, дай-ка на тебя взглянуть, - сказала Нора, отрываясь от мыслей, которые угрожали забрести в темные дебри сознания. - Какой у тебя сейчас рост?

Тринадцать месяцев назад он был всего на пять-десять сантиметров выше ее.

- Метр семьдесят семь, - Микаэль послушно подошел и встал рядом с ней.

- Так и знала, что ты все еще растешь, - сказала девушка, вспомнив, как изучала его, пока он спал в ту ночь. - Растешь прямо на глазах. Хотя стоит отметить, что в весе ты прибавил незначительно.

Он поморщился. 

- Не напоминай мне об этом.

- Не стоит загоняться, Ангел. Ты высокий, худой, с идеальной фарфоровой кожей и скулами как у супермодели. И в отличие от моих, твои длинные черные волосы выглядят гораздо послушнее. Вы, молодой человек, самый красивый парень из тех, которых мне когда-либо доводилось видеть.

Нора изучала его. Бедный мальчик, наверное, в школе ему проходу не давали из-за его внешности. Он вовсе не был изнеженным, но из категории милашек перепрыгнул в высшую лигу настоящих красавцев. Девушки, несомненно, завидовали ему, потому что он только проснувшись был куда красивее их после пары часов прихорашивания перед зеркалом, а парни, вероятно, ненавидели за вдохновляющие гомоэротические мысли в их воспаленном подростковом разуме.

- Как скажешь.

- Серьезно. А я всегда права насчет такого. Ты уже совершеннолетний, а, милашка? - поддразнила девушка.

- Исполнилось семнадцать в прошлом месяце, - ответил Микаэль, покраснев.

- В этом штате уже считаешься взрослым, - подмигнула Нора, и щеки парня еще сильнее залились румянцем.

Микаэль открыл было рот, чтобы сказать что-то, но прежде чем он это сделал, дверь в кабинет Сорена открылась. Не говоря ни слова, священник указал пальцем на них обоих, прежде чем снова исчезнуть внутри. Нора сделала глубокий вдох.

- Настал наш судный час.

Встав, она протянула руку, и парень помедлил всего секунду, прежде чем вложить в нее свою дрожащую ладонь.

Рука об руку они вошли в кабинет. Даже зная Сорена около двадцати лет, Сатерлин провела в этом кабинете очень мало времени. Каждый член церкви Пресвятого Сердца знал "Правило Отца Стернса" – никаких детей до шестнадцати лет без присутствия родителей, никому не разрешается находиться в кабинете за закрытыми дверями, частные разговоры – только в исповедальне, и никто, абсолютно никто, не имеет права входить в дом священника. Никогда. Кроме Норы, конечно.

Правила были строгими, но необходимыми для весьма настороженно настроенной католической церкви. За время работы при Пресвятом Сердце имя Сорена не вызвало даже мысли о скандалах.

Нора и Микаэль сели за стол напротив священника. Оглядевшись, Нора отметила, что за двадцать лет, со времени назначения Сорена, практически ничего не изменилось. Аккуратный и элегантный офис изобиловал наличием книг и Библий на почти двадцати языках. На огромном дубовом столе в рамке стояла фотография его красивой племянницы, Лайлы. Лайла была примерно одного с Микаэлем возраста. Нора не видела ее с момента их последней поездки в Данию. Нора любила эти редкие поездки в другие страны вместе, только на другом континенте она и Сорен могли ходить по улице, держась за руки. Но он был священником, когда она отдалась ему, и прежде чем ей предстояло принять решение, он предупредил, что у них никогда не будет нормальных отношений. В восемнадцать лет она ничего ему не обещала, и готова была пойти на любые жертвоприношения. В тридцать четыре она бы вновь приняла то же самое решение, правда теперь оно далось бы ей с большим трудом.

Нора перевела взгляд на Сорена, все еще держась за руку Микаэля для комфорта. Но она не могла точно сказать, она ли поддерживала его, или он ее.

- Элеонор, Микаэль, - начал Сорен, - у нас проблема.

- Черт, я так и знала, - выругалась Нора и даже не получила ни малейшего нагоняя от священника.

Вот теперь она точно знала, что все плохо, очень плохо, если Сорен не вспомнил о правиле "никакой ругани по воскресеньям".

- Кто-то нас заложил? Клянусь Богом, я убью их…

- Элеонор, успокойся. Я сказал, что у нас проблема, а не конец света. Священник, посетивший нас сегодня…

- Тот, что пялился на нас с Микаэлем все время?

- Именно он, - сказал Сорен с едва скрываемым весельем.

Что ж, хоть кому-то было весело во всей этой ситуации.

- Это был отец Карл Вернер.

- Боже, я ненавижу немецких католиков, - Нора, урожденная Элеонор Шрайбер, имеющая не двоих, а целых четырех бабушки и дедушки католиков немецкого происхождения, произнесла с ядом в голосе.