Ноука от Горького Лука
сборник лекций по кацаповедению

Разочарование в искусстве

А разочаровал меня актер Пореченков. Не настоящий рэмба, пацаны говорят. Поддельный этот ваш Поддубный. Неправдоподдубный.

Ну ладно, приехал он хохлов пострелять. Решил таким образом для себя определенный этический вопрос. Что ж, тоже выбор. Кто-скажет что мудак, кто-то что герой.

Так чо тогда уже стесняться? И задний включать? Вон, Хемингуэй тоже человек искусства, а воевал, хоть и журналистом был (правда без каски с надписью "PRESS", зато настоящим журналистом, а не мурзилой "мене эту каску дали ой ни помню хто"). И стрелял папа Хэм не на камеру.

Ну и чего Пореченков забоялся? Что теперь ему в Турцию отдыхать ездить нельзя? Интерпол покрутит в аэропорту "агента национальной безопасности"? Фу блять, как мелко для рэмбы. Приехал поддержать пацанов, пострелять по укропам, но так, чтобы не проебать гонорары и Турцию?

Не-е-ет, это не Хемингуэй.

Патроны, говорит, были холостые. Але, старший прапорщик Дыгало, вам показать, как выглядят холостые патроны для этого пулемета? Посмотрите внимательно на видео — что у вас в ленту набито, и сравните с первыми двумя патронами на картинке. Там где холостой — там тоже подписано. Зачем так наивно врать?

[пикча:

на которой изображены — 12,7х108 з кулею Б-32, 12,7х108 з кулею БС, 12,7х108 з кулею БЗТ-44, 12,7х108 з кулею МДЗ, 12,7х108 холостий (полный интернет), и из которой понятно, что было в ленте у актера]

Это одна часть разочарования, этическая. Вторая часть — эстетическая.

Видео не закончено, чтобы стать полноценным киношедевром. Есть ощущение незавершенности. Предлагаю примерный синопсис:

— Пореченков в каске с надписью "PRESS" улыбается, глядя в камеру.

— В гнездо рэмбы "с той стороны" прилетает баротермический заряд из "Шмеля". Экран становится белым, затем медленно гаснет. (грустная музыка)

— На месте бывшей огневой точки потрескивает огонь. Вокруг него на корточках сидят украинские бойцы, греют руки.

— К ним подходит сержант.

— Сержант: Ой, добре, жарко горить… Дуб там, чи шо?

— Один из бойцов: Та який в пизду дуб… кажуть, якийсь поддубный…

Кацапохохлятская жаднощедрость (парт оне)

Вот, утомляют постоянные житейские разговоры о кацапской щедрости и хохлятском жлобстве. Типа, где хохол прошелся, там даже плесень не растет, а кацап зато последнюю рубашку ради дружбы пропьет.

Тут требуется ноучный подход. Прежде, чем рассматривать альтернативную пару "кацапский-хохлятский", надо сначала рассмотреть пару "щедрость-жадность". Потому что первая пара — она прилагательная, значит второстепенная, а вторая — она существительная, значит главная.

Но, как в любой ноуке, понадобится комплексный подход, иначе будет лженоука и опять получится циркониевый браслет и биолокация.

Щедрость и жадность не являются ни достоинствами, ни недостатками, а просто скоростью транзита имущества, по типу "в бассейн из трубы А вливается, из трубы Б выливается…" И тут все зависит — сколько этого имущества в бассейне, и какую скорость транзита бассейн потянет.

Если не забуриваться мохнатые времена с мамонтами, и покурить крапалик ландшафтной травы Гумилева, то становится ясно, что национальный менталитет народов формировали все-таки ландшафты. И там, где богатые черноземные почвы позволяли прокормиться отдельной семьей, то есть хутором, и зарождалось славное хохлятское жлобство, основанное на индивидуализме, собственничестве и опоре на свои силы, эдаком славянском чучхэ (точнее — "то чье?"). Объединяться выше уровня хутора если и надо было — то только в случае форс-мажора, типа набега ногаев или драки на свадьбе.

Безусловно, у этой модели есть и слабые места. Например, когда хуторянское жлобство чересчур уж сгущалось в локации, отключая систему распознавания "свой-чужой", и порождая явления типа Кайдашевой семьи.

Но в целом, хуторянский комплекс, именуемый кацапами «жлобством» включает в себя ряд полезных для выживания на данном ландшафте качеств — индивидуализм, смекалка, прижимистость, инициатива, расчет на свои силы и здоровая осторожность. На культурный код кацапа это переводится как «моя хата с краю», «хитрожопость», «жлобство», «начальству жопу лижет», и опять таки «моя хата с краю». Ну, они так это понимают, что тут поделать, не там они росли.

Зато это именно то, что надо в условиях сытного, но стремного южного степного фронтира.

Если кто не понимает — о чем я, пусть поинтересуется количеством уведенных в татарский полон в 15–17 веке только из Подолии. Так шо без тына, выбачайте, нияк.

Именно с этим ментальным комплексом сталкивался любой, кто хоть раз видел украинского прапорщика. А кто глубже вникал в таинственную подводную жизнь прапорщиков, тот хорошо знает, что сам по себе, в одиночку он морду не наедает, а тут же строит вокруг себя свой «хутор», что это за хозяин без хутора?

Таким образом, этическая пара «щедрость — жадность», во-первых, этической вовсе не является, потому как это не моральные свойства, а адаптивные. Не буду ебать голову «моралью, как адаптивным свойством вида в целом», бо до утра так проговорим.

А во-вторых, это вообще не альтернативная пара, поскольку противопоставляются разноименованные числа, а сравнивать четверг с дождем — это неноучно. Жадность, как простое число, делится только на единицу и на саму себя, с ней все более-менее ясно. А щедрость, сука, такая хитрая (особенно кацапская), что о ней надо отдельно разговаривать.

Так шо надо переходить к альтернативной паре «хохляцкая — кацапская».

Кацапохохлятская жаднощедрость (парт тво)

Итак, жили-жлобились себе хохлы припеваючи, наедали морды за крепкими тынами, а на предложение поделиться едой высовывали через тын ружжо и говорили: «в самих нема».

Но не так было, где скудные северные суглинки да подзолы рождали сурепку раз в три года, ежели солнце в том году случалось!

Поэтому племенам северных Косоворотичей, в отличие от южных Вышиватичей, приходилось жить общиной и пахать артелью (хорошо известной всем по картине Репина «Бурлаки украли баржу»), в которой хуторянское эффективное жлобство вело бы к гибели всего сообщества.

Коллективный труд, как ни крути, эффективней единоличного, особенно в условиях, когда приходится варить суп из топора. Проблемы при этой организации производства, как правило, появляются не на этапе самого производства, а на этапе раздела произведенного, но это другой вопрос.

Однако, у этой системы тоже есть недостаток, обратный «кайдашевскому», при котором система распознавания «свой-чужой» начинает верещать даже на собственную кошку. У кацапов же из-за численной размазанности общины эта система распознавания иногда вообще нахер отключается. В итоге рыдает на твоем плече от искренности какой-то незнакомый тебе Платон Каратаев, и пытается подарить нахуй никому не нужную поломанную одноразовую зажигалку…

(Справедливости ради надо заметить, что зажигалка может быть исправной, многоразовой и дорогой, но ключевое определение «нахуй ненужная» обязательно соблюдается).

Это потому что в общинном сознании "общее", оно имманентно в каком-то месте "ничье". То есть, оно как бы и твое, но чем больше «вас», тем более оно «ничье». Если с хохлятским хутором все предельно понятно — свои по одну сторону тына, чужие по другую — то в общине, сука, все сложно, как на цыганской улице. Потому что своих так дохера, что на каком-то этапе тупо перестаешь их различать, да и делиться с ними, собственно, нечем, кроме «нахуй ненужного».

Надо отметить, что щедрость является константой, лимитируемой наличным имуществом (то есть, если у тебя есть целых сто друзей, и всего сто рублей, то подарить больше, чем по рублю на друга не получится физически). Поэтому если кацап дарит первому встречному свои лапти, можно спорить, что они окажутся дырявыми, зато уж рассказов про эту щедрость хватит на новые сапоги!

Поскольку необходим контрольный пример, замечу, что чем далее от родного березового ландшафта удаляется кацап — тем меньше он на кацапа похож. Хуторянские сибиряки или донские казаки, попадая на более жырные ландшафты, и теряя необходимость жить в общине, по уровню прижимистости, индивидуализма и любви к тынам быстро догоняют хохлятские аналоги по накалу хуторянства.

(И не надо в качестве контрпримера приводить застольно-гостеприимный архетип бедного горца, живущего на голой каменистой земле, но щедрого как сезам. Все мы отлично знаем что (а вернее — «кто») играет роль традиционного горного чернозема. Кроме того, тамошняя щедрость это обозначение социального статуса, а это совсем другой покер.)