Можно ли смеяться над страной, в которой живешь? Можно.
Профессионал не должен поддаваться чувствам. Наш министр финансов, например, охотно примет меня, но это не мешает ему сдирать с меня налоги до последней копеечки. Но и я приму его столь же охотно, однако раз в неделю продираю его в своих фельетонах за катастрофические промахи. Это не любовь, а лишь исполнение долга.
Или возьмем совершенно частный случай. Как известно, я папаша обезьянника, боготворящий свое трехголовое потомство. Но это не удерживало меня от того, чтобы написать бесчисленное количество смешных историй об этих маленьких мордашках, назваемых по-здешнему "сабрами"[1]. Это общепринятое обозначение евреев, рожденных в Израиле, происходит от восточного фрукта "сабр", который снаружи покрыт колючками, но внутри невообразимо вкусен.
Досадно, что эти три мордашки гораздо роднее моей стране, чем я. Они выросли в среде этого языка, который я безуспешно зубрил в поте лица своего.
25 долгих лет я, по своей родной венгерской традиции, делал ударение на первом слоге каждого слова, а сейчас внезапно должен был перейти на ударение на последнем. Тем не менее, я овладел ивритом гораздо лучше своих потомков, и даже думаю по-еврейски. Но что меня раздражает — с венгерскими субтитрами.
* * *
Государство Израиль можно рассматривать двояко: вблизи и издалека.
Издалека он похож на песчаный бархан, на котором всевозможные существа различного происхождения и с безалаберными привычками копошатся, потеют, ругаются и спорят по каждой мелочи, с трудом управляемые бюрократическим бедламом, называемым правительством.
Вблизи, однако, можно обнаружить некоторые блестящие достижения последнего двадцатилетия: многочисленный маленький народ, который, несмотря на свое абсурдное местоположение на карте, построил образцовую демократию.
Цветущую страну, которая, несмотря на постоянное состояние войны и многочисленные хозяйственные трудности, развивается с удивительным постоянством, страну, полную исторических достопримечательностей и, вопреки поостоянным угрозам ее существованию, все-таки бурлящую жаждой жизни.
Да, так мне видятся издалека 50 лет юного государства Израиль. В этой книге, однако, я коснусь своей любимой родины с самой ближайшей близи.
* * *
Израиль — особая страна, полная неожиданностей. Уже само ее рождение было чудом. Некий венгерский фельетонист по имени Теодор Герцль[2], великий пророк и, между прочим, довольно неплохой юморист, под впечатлением процесса над Дрейфусом[3] сделал вывод о необходимости возрождения еврейского государства.
Теодор Герцль в качестве основателя государства был неудачным зачинателем, поскольку забыл древнюю библейскую заповедь, согласно которой ни один из пророков не мог назвать точную дату сбора[4].
Вот что провозгласил он в 1897 году на Базельском конгрессе, цитирую дословно: "На этом историческом собрании я закладываю первый камень еврейского государства. Через 50 лет оно станет реальностью".
К сожалению, он ошибся. Государство Израиль появилось не через 50, а через 51 год. И этот неприятный промах израильские историки не прощают ему до сих пор.
* * *
По мне, так Израиль родился в нужное время. С миллионным потоком других иммигрантов я влился в Землю обетованную и стал более или менее нужным членом этого многонационального сообщества.
Народ Израиля осуществил свой тысячелетний сон и мог им наслаждаться, прямо скажем, аж битых два часа, пока не был бесцеремонно разбужен семью до зубов вооруженными арабскими странами[5].
Новорожденная страна выстояла и постаралась вести себя по-взрослому.
Это было нелегко, поскольку к тому времени треть населения составляли налоговые инспекторы, а другую треть — автоинспекторы. Третья треть пока еще не сделала выбора.
Мы не имели понятия, какую форму государственного управления следует избрать Израилю. Стать ли нам коммунистами или пожить несколько дней в покое? Часть населения была убеждена в том, что скоро придет Красная Армия, и потому предусмотрительно запасалась спичками и туалетной бумагой.
По поводу религии наши сомнения были более-менее ясными. Сталин, конечно, был солнцем рабочего класса, но даже его страстные приверженцы имели в семье по крайней мере одного достопочтенного раввина и предусмотрительно относили себя к "лояльной оппозиции всемогущему". И хотя прогрессивные израильтяне отчаянно пытались найти классового врага, к сожалению, все потенциальные кандидатуры были бедны, как церковные мыши.
Коллективное головокружение от успехов имело хороший глушитель в лице выходцев из стран Восточного блока, которые досыта наелись радостью от социальной справедливости.
С другой стороны, наши знаменитые сельскохозяйственные коллективы, киббуцы, до сих пор стоят на страже марксистской традиции.
Фундаментальной идеей этого гуманистического института является всеобщее равенство. Никто не имеет права назвать своим даже карманный фонарик, пока у всех остальных не будет по такому же карманному фонарику.
Никто не имеет права пойти в кино, пока все остальные члены киббуца не пойдут в кино. Я до сих пор весьма живо вспоминаю о том, как в нашем киббуце "Кфар-Нахор" под Назаретом один отчаявшийся товарищ хотел покончить с собой из-за несчастной любви. Но тут возник вопрос, должны ли были в соответствии с коллективистской идеей убить себя и все остальные киббуцники, которые в данной момент ни в кого не были влюблены.
К счастью, кризис миновал, поскольку за это время от киббуцных забот объект обожания изрядно потолстел.
Без сомнения, это особая страна.
Немногочисленные ранние переселенцы в течение нескольких лет легко покончили с новыми потоками иммигрантов. Вместо еды они выдавали им талоны на питание, а питьевую воду в Иерусалиме продавали только за наличный расчет.
Пессимисты в наших рядах роптали: "Хуже уже некуда!". Я возражал им как природный оптимист: "Отнюдь!".
Шаг за шагом постигали мы правила игры в парламентаризм. Так называемые министры были членами киббуцев и работали на киббуцной кухне. Официальные распоряжения и прежде всего персональные предписания выписывались на черновиках, поскольку не существовало никаких официальных формуляров. На это была масса причин, в частности, не существовало никаких официальных лиц.
Однако, вырастали все новые и новые правительственные здания, и наконец, формуляры стали печатать в типографиях. Испытанная система записок стала пережитком и была заклеймена как "протекция". Тем не менее, этот популярный метод распространился настолько, что истинный израильтянин ныне не пойдет в ресторан без того, чтобы справиться, имеет ли кто-нибудь из его спутников связи с официанткой.
Для миллионов переселенцев из различных климатических зон еще одной трудностью стало привыкание к температуре высиживания яиц. И хотя Израиль расположен на Средиземном море, многие новоприбывшие не купаются после 1 сентября, поскольку в это время в Польше уже холодно.
Как и сказано, совершенно особенная страна.
Израиль — это крохотный островок, окруженный не водой, а враждебностью.
Единственный положительный момент в этом: каждый знает каждого. Между нами нет тайн. Когда какой-нибудь незнакомец в плаще и темных очках звонит в дверь и после открытия оной хрипло шепчет: "Красные крокодилы этой зимой не летают", — в ответ ему сообщают: "Извините, но шпион живет этажом выше".
Естественно, что на моей родине с годами появился особый вид юмора. Мы научились смеяться над собой. Если дежурный премьер-министр раздавал обещания, то оправдывается такими словами: "Да, я это обещал. Но я не обещал, что выполню свое обещание".
В области финансов это действует несколько иначе. Правительство, как и граждане, погашает свои долги перед банком за счет новых банковских ссуд.
Некоторое различие между ними лишь в том, что маленький человечек для получения кредита нуждается в поручительстве. Если вы увидели славного старину-пешехода, перебегающего в панике на другую сторону улицы, можете не сомневаться в том, что кто-то из вашего окружения ищет поручителя.
На нескромный вопрос, как собирается наше правительство погашать сумасшедшую гору долгов, у его пресс-атташе есть готовый ответ:
"Когда-нибудь ведь должен прийти Мессия".
Для полного умиротворения комиссия по делам населения приводило многообещающую статистику, согласно которой каждый младенец в Израиле рождается на свет с пятитысячедолларовым внешним долгом. Но с другой стороны, казна ссужает каждого новорожденного соответствующей суммой, чтобы обеспечить равновесие и оздоровить экономику.